За последнее время, я немало отъездила по Питеру вместе с начальником. И Питер предстал передо мной немного в другом виде. Ничего нового я тут не отпостю, ничего такого не расскажу, что не рассказано уже до меня. Но поделиться кусочком города хочется.

Питер из окна автомобиля кажется несколько иным. Ты получаешь впечатление от увиденного - яркое, как вспышка салюта, но быстрое, словно молния. Все это надо потом заново вспомнить, пережить и впитать в себя как следует.


Не помню, какого числа, проезжали по одному из мостов, что возле Эрмитажа, и весь мост украшен ко Дню Алых Парусов ярко-красными флажками, которые рвутся, трепещут и создают такую непередаваемо-радостную атмосферу, что хочется вылезти из машины и пройти весь мост пешком, чтобы продлить это предпраздничное ощущение еще хоть на пару минут...

Остановки на светофорах... Это скользящие взгляды автомобилистов и их пассажиров на стоящие рядом машины. Рука с сигаретой из окна и музыка из салона.

Вот так стоя на Мойке и ожидая, когда поток машин протиснется, куда надо, я познакомилась с Серегой. Серега - это инвалид войны, в которой он был ранен и даже горел заживо. Лет сорока с небольшим хвостиком, крепкий и, вероятно, высокий. В форме, загорелый лицом от постоянного нахождения на улице, улыбчивый и голос с хрипотцой... Ездит между машин, здоровается со многими за руку, болтает, шутит и получая десятку или кто сколько даст - едет дальше. Ездит он там, по разговорам, уже давно. Может даже и не первый год.

Питер и набережная... Набережные - это и есть - Питер. Его артерии и вены. На набережных целуются влюбленные, сидят на граните разнополые юности и о чем-то грустят в воду. На набережных располагаются рыбаки и что-то там даже вытаскивают, наверное, не очень съедобное, но для факта сойдет...


По набережным ходят юные дарования с кисточками и, выбирая удобный ракурс, раскладывают мольберты и краски, чтобы что-то натворить.

Вдоль берегового гранита спешат спортивные парни с большими сумками и серьезными лицами, красивые стройные девушки с мобильником возле уха и развивающимися на ветру распущенными волосами... Ковыляют старушки и мамки с колясками.
Среди всей этой жизни, суеты, парят бакланы и чайки. Голуби шарят по дворам, а ворон в Питере вижу не так часто.


Если в центре течет больше деловая жизнь и вокруг открыточные виды, то в том месте, куда через раз меня везет машина начальника, жизнь совсем другая. Это я про Апраху, официальное название – Апраксин Двор.

50 рублей за парковку внутри рынка, рука в сумку за сигаретой и … выходя из машины, попадаешь на восточный базар.

Южноговорящих тут подавляющее большинство. Кажется, что весь юг скинулся на энное количество особей мужского и женского пола с каждой страны и перенес их сюда. Китайцы, турки, армяне, грузины, арабы, цыгане, узбеки, таджики – все тут!

Мимо бегут тетки с большими сумками в руках и маленькой на шее, – в которой понятное дело – деньги. Сунешься – руку отгрызет! Это мелкие чепэшницы с сопровождением или без него. Снуют солидные пары и просто отдельные люди, которые приехали купить обновок побольше и подешевле.

Там и сям разгружают фуры, ездят груженые тележки, грозят отдавить ноги, а куда ни глянь – всюду что-то колышется, трепещет, блестит и манит своей яркостью. Бусы, ремни, очки – переливаются на солнце. Груды тапок, ботинок и туфель манят запахом свежей кожи. Легкие шарфики, усыпанные блестками, полощутся на ветру и так и манят себя потрогать, накрутить и накинуть.

Смуглые и черноглазые продавцы сверкают белыми зубами и обещают отдать практически даром, стоит только сфокусировать свой взгляд на них дольше трех секунд. Моя бледнокожесть, яркий макияж и блондинистость – для них как красная тряпка, но обо всех опасностях можно забыть, потому что рядом шагает мое начальство, росту не малого и крепости под стать. Его присутствие обесцвечивает меня и можно на все таращиться, из-за его широкой спины, совершенно безнаказанно J

Следуя намеченному маршруту, спускаешься вниз в подвалы по крутым ступеням, долго бредешь среди тряпок по каким-то лабиринтам из искусственных цветов и фруктов, проходишь его, чувствуешь неладное, выпутываешь из прически какой-нибудь искусственный кактус и бежишь назад отдавать. Потом оправдываешься еще полкоридора перед начальником, который изволил обернуться, а тебя за его спиной не оказалось!

Наконец в конце катакомб видится дверь, она открывается, и ты вваливаешься в маленькую комнатку набитую всякими хозтоварами, как пещера Аладдина золотом. Делается заказ на необходимое, трижды подается начальству утерянный им список, суфлерским шепотом подсказывается, что он забыл и начинается поход обратно. В волосы уже ничего не лезет, но умудряешься свернуть не туда и попасть в царство колготок, чулок и нижнего белья, где какой-то, турецкого вида, нахал, тут же начинает раздевать взглядом и тянет тебе что-то примерять. Пока оглядываешься – из-за двери высовывается разгневанная харя начальника и тебя утаскивают в правильном направлении, причем непрерывное рычание сзади напоминает, что даже голову никуда поворачивать не следует.

Потом мы заглядываем еще в пару мест, где торгуют или игрушками или рыбалкой. Там ничего необычного не происходит и нагружаясь всякими пакетами, связками и сумками влачимся обратно к машине. По пути заезд на полюстровский рынок за живностью (червь, опарыш), питье горячего и жидковатого кофе с молоком, съедание булочки и поездка домой или еще на одну базу.

Питер опять проносит мимо тебя громады внушительных старых зданий, тыкает в глаза рекламными щитами, привлекает яркими витринами, красотой оформления баров. Остановка на светофоре – людской поток течет в обе стороны. А впереди еще много светофоров, зданий, перекрестков и всего интересного – только успевай смотреть.

Я бываю в Питере нерегулярно и редко гуляю там, плохо знаю названия и расположения тех или иных объектов, но я люблю Питер всей душой. Я не знаю, как называется мост, по которому мы проезжаем, но могу, тут же спросить и мне ответят. Зато я точно помню, что на улице Шаумяна есть бульварчик, который сплошь засажен каштанами, которые по весне цвели так, что смотреть было на эту красоту радостно. Я вижу сияющие на фоне неба купола, восхищаюсь ими, спрашиваю, что это за красота и получаю нагоняй, что не знаю, что это был тот или иной собор.

Кончается Питер, начинается кольцевая, а потом и дамба. Залив с каждой стороны и острова – самый большой из которых – наш.